ИСКОПАЕМЫЙ  СОЛДАТ.

    

(Разговор между мной, в то время12-летним ребенком и моим дядей Александром Викторовичем Алексеевым).

 

- Дядя Саша,  ты воевал. А сколько немцев ты убил?

- Не знаю. Не считал. Некогда было.

- Как это? Убить и даже не запомнить? Разве так может быть?

- На войне может. Когда ОНИ идут, мне наплевать, сколько я убью, а сколько просто заляжет, спасаясь от моих пуль. Главное, чтобы ОНИ не шли. Убить могут в любую секунду, но могут и не убить. Но когда ОНИ подойдут на бросок гранаты, то убьют обязательно. Поэтому я стрелял туда, где ИХ больше, и как только ОНИ ложились, переносил огонь туда, где Они идут. И сколько  их убито, мне плевать. А стрелял я видимо неплохо, иначе я остался бы там навсегда. Я заставлял ИХ лечь, и поэтому выжил. Выжил один из 1.000.000. А может и больше, чем из 1.000.000.

- Дядя Саша, зачем ты мне врешь? Я маленький, но считать умею. По математике у меня 5-ки и редко 4-ки. Меня каждый год на городскую математическую олимпиаду посылают. Я знаю, сколько это 1.000.000. Я хочу знать правду про войну, а ты врешь.  

 Александр Викторович обиделся на ребенка, обвинившего его во лжи. Он попытался не подать виду, как обидели его эти слова, и прекратить разговор. Но, видимо, я наотмашь ударил по незаживающей ране, оставленной войной. Скрыть обиду не получилось. Обижать его мне совсем не хотелось, и я со всей детской непосредственностью начал объяснять взрослому человеку, что такое 1.000.000 человек. Он слушал меня сначала рассеяно, потом с нарастающим интересом. Наконец, поняв мою, чисто арифметическую логику, перестал обижаться, и сказал: «Если будешь слушать, я расскажу тебе правду о войне. Не всю и не сразу. Не всю потому, что всю передать словами невозможно. А не сразу, потому, что ты еще мал, и многое еще не сможешь понять. И дай тебе бог НИКОГДА не узнать всей правды».

 Александр Викторович поднялся и вышел в другую комнату. Через минуту он вернулся, подал мне лист бумаги, карандаш и книгу: «Ты силен в математике. Умножь дробь 1\11 на 1\30» Не марая бумаги, и не понимая к чему этот вопрос, я ответил: «1/330». «Утром 24 августа1942 мы изготовились к атаке. В отделении нас было 11 человек. До деревни, которую надо взять, примерно 600-700 метром голого поля. Бегом это 3-4 минуты. Эти 600 метров из всего отделения пробежал я один. Остальные  остались на том поле. Это первая дробь! Но это были только первые предрассветные минуты того бесконечного дня. Вечером 26 августа над нами зависла «рама» (2-х фюзеляжный хорошо бронированный самолет с земли похожий на оконную раму,  использовался как разведчик и для корректировки артиллерийского огня (ААС)). Артиллерийский огонь был не сильным. Разрыв, другой, и кружит, высматривает. Когда она улетела, решил пройтись по окопам, может, кто ранен, нужна помощь. Помощь оказалась никому не нужна. Ни одного раненого, 29 убитых! Это вторая дробь! А сколько смертей было рядом между 2-мя этими событиями. В водовороте этих первых трёх дней МОЕЙ  войны от полнокровной дивизии в 10500 человек осталось не более 700. Из тех, кто шел в первую атаку, я остался, наверно, единственный. Но и это было только начало. Впереди еще был Сталинград!!! Впереди были бои под Старой Руссой. Впереди был Днепр! Если перемножить все дроби, то результат 1/1000000 получится легко. Так что я - ИСКОПАЕМЫЙ солдат, такой же редкий, как мамонт».

       Этот разговор, состоявшийся более 40 лет назад, оставил в моей памяти неизгладимый след, в значительной мере сформировав мои интересы. Кроме того, он навсегда определил наши отношения с Александром Викторовичем. Он рассказывает, я слушаю, и  пытаюсь понять и осмыслить то страшное, что называют ВОЙНА.