ПЛОХО ПАМЯТНЫЕ ВРЕМЕНА.

 

Алексеев Виктор Борисович родился около 1895 года. Точнее сказать не могу. Это произошло в небольшом городке Нижний Тагил.

В то время город делился Лисьей горой и Демидовским заводом (ныне завод-памятник горно-заводскому делу Урала  им. Куйбышева.) на две неравные части. За горой, где и родился Виктор, жила городская беднота, в основном рабочие Демидовского завода, район назывался Гальянкой (гальяном называли мелкую рыбу, которая водилась в пруду, возможно название района подразумевает, что там жили мелкие люди). Район перед горой назывался центром. Здесь располагались административные, культурные, торговые здания и проживали состоятельные слои общества. На вопрос: «Почему вокзал расположен так далеко от центра?» я ответить не могу. Я только выскажу своё предположение. Нижний Тагил обязан своим рождением горе Высокая. Это огромная  гора полностью состояла из железной руды. В месте, где река Тагил ближе всего подходила к этой горе, Демидов и распорядился построить завод. Река нужна была, чтобы охлаждать доменные печи  (без постоянного проточного охлаждения работа домны невозможна). Кроме того, она должна была приводить в действие какие-то механизмы, и, возможно, вырабатывать электричество. Чтобы обеспечить заводу бесперебойную подачу воды, у Лисьей горы построили плотину. Образовался Тагильский пруд. Кроме того, река  в 19 веке была и доро^Iгой - по ней на завод доставляли древесный уголь и увозили готовый металл. Вверх до впадения речки Чёрная и выше по Чёрной до Черноисточинска. Там перегружали на телеги и везли до Висима. В Висиме формировались плоты, на которых по рекам Межевая Утка, Чусовая, Кама, Волга продукция  отправлялась в центр России. Тагильский завод и возникший возле него городок, были частными владениями семьи Демидовых. А железную дорогу, которая соединила Пермь и Екатеринбург, строила казна (государство). И казённые инженеры мало заботились об интересах семьи Демидовых. Они проложили наиболее экономичный путь, учитывая только выгоды  казны.

Хочется сказать ещё несколько слов о горе Высокая. При Демидове её копали лопатами и кирками и увозили на завод на телегах, в 30-е годы в Тагиле появился завод гигант НТМК, появились первые экскаваторы, трактора и машины. Этот завод «съел» гору, сейчас на месте этой горы глубочайшая яма – карьер, где всё ещё работают мощные карьерные экскаваторы и мощные БЕЛАЗы нескончаемым потоком везут руду на завод.

А о детстве Виктора Борисовича я ничего не могу рассказать. Юношей он устроился на Демидовский завод. В 1912 году рабочие завода объявили забастовку, они требовали:

• 10-тичасового рабочего дня (работали по 14 часов);
•  одного выходного дня в неделю (выходных не было, давался один месяц летом для сенокоса, завод закрывался);
•  улучшения условий труда (построить раздевалки и душевые, люди ходили с завода и на завод в рабочей одежде и, закончив смену, люди прямо от горячих печей зимой шли домой вспотевшими, что приводило к болезням и гибели людей);
•   повышение зарплаты.

Виктор Борисович был активным юношей и был избран бастующими в состав стачечного комитета. Он участвовал в переговорах с хозяевами завода. Первоначально хозяева вроде как соглашались на уступки и просили время подумать, но уже через несколько дней в Тагил прибыли войска. Управляющий завода объявил всех членов стачечного комитета - уволенными, забастовку - незаконной, на всех рабочих наложил штраф за дни простоя и смеялся в лицо бастующих: «Отдыхайте! Чем больше отдыхаете, тем больше заплатите!». В городе запретили собираться группами, в случае демонстрации войска получили приказ применять оружие. Забастовка захлебнулась.

Материальное положение семьи резко ухудшилось. Мать Виктора Борисовича напекла пирогов и пошла на поклон к управляющему. На коленях просила его простить неразумного сына, ведь он ещё молод, ничего не понимает в жизни. Управляющий пироги взял, а мать выгнал со словами: «Мне смутьяны не нужны! Вот когда узнает жизнь, отрастит усы, тогда я с ним и поговорю!»

Женился Виктор рано, ещё не достигнув совершеннолетнего возраста (в те времена совершеннолетием считалось 20 лет). В 1914 году началась первая мировая война. Виктор, как несовершеннолетний, не был призван сразу, как другие неблагонадёжные. Однако, как только ему исполнилось 20, он был мобилизован и отправлен на Германскую (так в народе называлась первая мировая война). Это было ориентировочно в первой половине 1915 года.

На Германской  Виктор Борисович получил Георгиевский крест за храбрость. В 1916 вступил в партию большевиков, в 1917 принимал участие в революции где-то в центре России (подробности я не знаю). В 1918 году пришёл домой.

В это время Сибирь уже была захвачена Колчаком, колчаковцы двигались на Урал. Показавшись дома, он заявил, что его ждут неотложные дела, надо рассчитаться за пироги. Домашние не сразу поняли, что это значит. Подхватив винтовку, он отправился к бывшему управляющему. Придя к нему со словами «Хоть я усов ещё и не отрастил, но жизнь узнал», он отвёл его к Евстюнинской шахте и сбросил в ствол, как врага трудового народа. Сделав это, он пошёл на центральную улицу Тагила, где в то время шла запись в Красную Гвардию, и уже через день или два с отрядом красногвардейцев ушёл на Гражданскую (красногвардейцы от красноармейцев отличались тем, что красногвардейские отряды формировались только из добровольцев; но их было мало, и была введена обязательная воинская повинность; люди, взятые по призыву, назывались красноармейцами).

 Отряд Красной гвардии, в который попал Виктор Борисович, в своём большинстве состоял из молодых необстрелянных рабочих парней с Гальянки. В период формирования всем выдали винтовки, патроны и малые сапёрные лопатки. Красногвардейцы были не на казарменном положении, они ночевали дома. Когда пришёл приказ уходить, большинство молодых парней пришли без лопаток, «Мы идём воевать, а не землю копать, а лопатка хоть и маленькая, дома пригодится в огороде копаться», говорили они. Времени, отправить их за лопатками, уже не было. Отряд пешим маршем отправился в  Екатеринбург. Под Екатеринбургом отряд и принял свой первый бой.

Бой был очень не удачным. Колонна красногвардейцев шла дорогой через поле. Вдруг с опушки леса, куда уходила дорога, началась ружейно-пулемётная стрельба. По-видимому, белогвардейцы тоже были малоопытные, потому что открыли огонь с большого расстояния. Если бы они подпустили красных ближе, они бы расстреляли их всех. В первую же минуту боя отряд понёс огромные потери. Кто не «потерял голову» в эту страшную минуту, упали на землю и расползлись в стороны, подальше от кучи. Потому что в бою любое скопление людей, как магнит притягивает к себе огонь противника. Те, кто растерялся и замер в испуге, или, перепугавшись, бросился бежать, были расстреляны на второй минуте боя. После расстрела струсивших и растерявшихся, белые стали планомерно добивать отряд. В таком положении только земля и злость могут спасти солдата.

Виктор, опытный боец, сразу понял это. Выдернув из чехла лопатку, он стал копать. Сделав несколько капков, откладывал лопатку, и делал торопливый, не прицельный выстрел (в такой ситуации необходимо хотя бы минимальное противодействие противнику, иначе, почувствовав безнаказанность, он пойдёт в атаку, добивать; в этом случае шансов выжить уже не будет). Выстрелив, откладывал винтовку, и хватался за лопатку. К  счастью, это было поле, земля была мягкой и копалась легко. Выкопав в земле ямку, в которую можно втиснуться, Виктор окончательно отложил лопатку и стал, старательно целясь, отбиваться от врага.

Огонь белых слабел, видимо, у них оставалось мало патронов.  Огонь красногвардейцев напротив крепчал, хотя так и не стал по настоящему плотным. Белые пропустили момент, когда им надо было подняться в атаку. Перестрелка то нарастая, то слабея, продолжалась до темноты. В темноте, подобрав раненых, красные отступили.

Отряд был разгромлен. Я не знаю, сколько их было, и сколько осталось, и не о потерях говорил мой дед, рассказывая своим сыновьям про этот бой. ВСЕ, КТО ВЫЖИЛ (за редкими исключениями), БЫЛИ С ЛОПАТКАМИ. Именно об этой маленькой солдатской защитнице и говорил он, чтобы его сыновья не повторили ошибку гальянских парней, если на их долю выпадет военное лихо.

К сожалению, это единственный боевой эпизод из жизни деда, который мне известен. Я знаю только, что он отступал до Волги, потом наступал до Омска. За личную храбрость он был награждён именным наганом (модель револьвера).

В районе Омска его вызвали в штаб (не знаю какого уровня), побеседовали с ним о жизни и месте большевика в ней. В конце беседы сообщили, что получена директива Ленина, которая предписывает уволить из рядов Красной армии всех членов партии большевиков рядового и младшего командного состава, вступивших в партию до октября1917г., и способных проводить организаторскую работу. Уволенным предписывалось прибыть на своё постоянное место жительства и явиться в органы Советской власти для получения назначения для работы на местах и усиления роли партии в жизни страны. Согласно этой директиве  в 1919г. Виктор Борисович прибыл в Н-Тагил. Тут он получил назначение на должность начальника Ч.К. прииска Красный Урал.

В его подчинении и распоряжении были:  2 милиционера,1 конюх, 3 верховых коня, 2 ездовые лошади, 4 винтовки, 1 пистолет-маузер, крытая карета, (и именной наган, он был личным, а не штатным оружием, поэтому я взял его в скобки). Две смежные комнаты служили рабочим помещением. Был это отдельный дом или нет, я не знаю. В первой комнате находилась печка, обогревавшая обе комнаты, скамейка для посетителей и кровать для милиционера (теоретически в этой комнате всегда должен был находиться вооруженный милиционер, но это было не всегда, иногда милиционер оставлял свой пост, чтобы прекратить уличную драку, или унять домашнего дебошира). Дверь в этой комнате  снаружи и изнутри закрывалась на крючки. Дверь между комнатами имела замок. Не знаю какой, но замок был. Окно второй комнаты изнутри закрывалось ставнями, в ней хранилось оружие, стояло два стула: один для хозяина кабинета, второй для посетителей. Было два стола: на одном обычно лежали патроны и бухгалтерская книга, на другом, обитом железом и с отбортовкой, стояли точные аптечные весы.  И было три кучи: куча денег в пачках, куча золота и куча платины.

В обязанности начальника ЧК входило поддерживать общественный порядок на прииске и прилегающих районах, уничтожать бандитские банды, если такие появятся, осуществлять приём золота и платины у артелей и отдельных старателей, выявлять и арестовывать лиц, пытающихся приобрести золото у старателей, сдавать золото в Тагильский Госбанк. Когда иссякали деньги, а кучи золота и платины достигали максимальной величины, Виктор Борисович садился в коляску, лошадьми управлял конюх, и в сопровождении двух конных вооружённых милиционеров, отправлялся в Тагил менять золото на деньги.

Долгое время их сопровождал ещё один человек, «доставшийся им в наследство от старого времени».  Это был инвалид Германской войны, потерявший на войне обе руки, который, заслышав звон колокольчика, выскакивал из дома и бежал рядом с коляской до самого Тагила (40 км). Когда-то до революции управляющему прииска это нравилось, и он платил ему за это. Это был его единственный доход. Виктор Борисович не раз пытался прекратить это, во первых денег было у него не столько, сколько у царского управляющего, каждый рубль приходилось отрывать от большой семьи, да и совестно было ехать, когда рядом бежит человек. На предложение просто получить деньги, этот человек отказывался и говорил, что каждый должен зарабатывать и, не отработав ногами, не брал денег. На въезде в Тагил, дед рассчитывался с ним, насколько позволяли его финансовые возможности, засовывая ему деньги в карман. Этот человек сопровождал «золотой конвой», и другие отправляющиеся в Тагил повозки, до начала 30-х годов, куда он потом исчез, я не знаю.

Меня больше всего удивляет во всём этом, что в стране, где шла Гражданская война, у населения было много оружия, золото было настолько доступно, целые килограммы золота, а при транспортировке охранялись всего 4-мя человеками, а обратно на прииск везлись огромные суммы денег при той же охране. И ни разу за 14 лет службы не было ни одного нападения.

Это почти всё, что я знаю про своего деда, осталось добавить несколько штрихов. В начале 30-х годов был голод, и вместе со всеми голодала семья Виктора Борисовича. С одной стороны огромные суммы денег в кабинете, с другой опухшие от голода, почти умирающие дети дома, но из государственной казны не было взято ни копейки. А ведь это было так просто, его весы были единственными на прииске, и только он мог взвесить золото.

К этому времени  относится ещё один интересный факт, который, если вдуматься, в значительной мере объясняет феномен 30-х годов, когда в ходе репрессий погибли многие лучшие представители партии. В 1933 году Виктору Борисовичу подсунули анонимку, в которой утверждалось что начальник тагильского НКВД (его прямой начальник), пользуясь своей властью, вскрывает на станции Депо продовольственные вагоны и берёт себе всё, что заблагорассудится. В то время, когда простой народ мрёт с голоду, он жрёт в три горла и жиреет. Получив эту анонимку, дед вооружил весь свой отряд, и на конях помчались в Тагил. В Тагил прибыли ночью. Так как на требования открыть дверь, дверь открыли не сразу, то дверь выломали прикладами, хозяина поставили к стенке и устроили обыск, но в доме не нашли ни куска хлеба, ничего съестного. Семья начальника тагильского НКВД тоже голодала. Не найдя подтверждений, деду пришлось пойти на попятную, но начальник, взбешённый таким обращением и таким диким подозрением, приказал его же подчинённым взять деда под стражу, и утром грозился отдать под суд. Однако утром приказал привести  его к себе в кабинет и спросил, чем вызван этот ночной обыск. Дед предъявил ему анонимку. Прочитав её, начальник долго сидел в задумчивости, а потом сказал: «Я бы на твоём месте сделал бы то же самое. Благодарю за бдительность, иди». Этот маленький пример показывает, как люди того времени верили писаному слову, они считали, что написанное слово не может быть неправдой.

Этот начальник НКВД Тагила застрелился в конце 30-х годов после разговора один на один с товарищем Берией, который был в Тагиле проездом. Он оставил записку, которая в то время не была понята большинством людей: «У нас нет врагов и я не могу их делать».

 Виктор Борисович умер в 1933 году, как в то время говорили, от живота. По всей видимости – аппендицит. В наше время эту операцию делают легко, на ней тренируются молодые хирурги. В то время в сельской местности это был смертный приговор. Не было врачей. Провожать его пришёл весь прииск, пришло даже несколько человек из Тагила пешком, так как в то время не было рейсового транспорта.

И последнее, в 1945 году мой отец демобилизовался из армии, приехав на прииск, он пошёл в старательскую артель устраиваться на работу. Зайдя в их контору, он обратился к их начальнику с просьбой о трудоустройстве, начальник был не из местных. Не взглянув на отца, он отмахнулся: «У нас нет мест». В конторе находилось несколько человек местных сильно пожилого возраста, они, как по команде поднялись, подошли к столу, и один из них сказал: «Ты знаешь, кому отказываешь? Ты сыну Виктора Борисовича отказываешь. Не жить тебе в посёлке, если не возьмёшь его». Отец был принят на работу.

После смерти Виктора Борисовича прошло уже 12 лет, а люди всё ещё поминали его добрым словом.