ТРИ  МЕДВЕДЯ.

Рассказывает Александр Викторович Алексеев.

 

Цех, в гарнизон которого занесла меня военная судьба, был совсем маленький. Примерно 6м на 20м. И гарнизон был не велик, всего 3 человека кроме меня. О первом знакомстве с ними я уже рассказывал. Относились они ко мне крайне подозрительно. Кто-то из них постоянно держал меня на прицеле. После ухода политрука, определившего мою судьбу, эта троица, которую я про себя назвал тремя медведями, за их тупую силу, позволила мне отдохнуть. Я не знал, как сесть, как лечь все тело болело от побоев. Только под утро я забылся тяжелым сном.

Разбудил меня пинок сержанта: «Вставай сволочь фашистская. Что сюда спать пришел. Иди к окну, наблюдай за своими дружками». Я занял позицию у окна, наблюдая за противником. Сержант занял позицию в сторонке. Он наблюдал за мной. Я понимал, что без нового столкновения не обойтись. Если фашисты не внесут поправку в наши отношения, то мне придётся убить этих трёх головорезов. Иначе они убьют меня. Они были для меня опаснее фашистов. Немцев можно было убивать, а как убить этих?

 Обдумывая различные варианты развития событий, я внимательно наблюдал за передним краем. Если говорить точнее я рассматривал торцовую стену  цеха, который ещё вчера был моим домом. Вглядываясь,  я обратил внимание на маленькую дырочку в стене. Такую могла оставить противотанковая болванка, выпущенная из пушки среднего калибра. Но до вчерашнего дня это стена была тыловой. Немцы не могли её прострелить. Немецким цех стал только вчера. Если это наши, то пушка должна была стрелять из этого помещения. Здесь нет пушки. Значит, отверстие пробили вручную. Я вспомнил, что там за стеной должна находиться межэтажная лестничная площадка. С такой площадки удобно не только пробивать стену, но и вести наблюдение и стрельбу. «Вижу наблюдателя»,- доложил я сержанту. «Видишь – стреляй», - ответил он.

 Пулемет стоял тут же у окна, у моих ног. В этот день я был «беден» как бездомный нищий. В придачу к пулемёту, всегда, когда было какое-то подобие стабильности, я старался подобрать себе оружие полегче, как раз для таких случаев. Последнее моё «легкое» оружие осталось в окопе под плитой. Кроме этого я почти всегда имел пару гранат, но «медведи», заботясь о своей безопасности, отобрали их. Но и это ещё не всё. У меня не было пулемётных лент. Вчера уходя в оружейную мастерскую, мы надеялись вернуться, и чтобы не таскать лишнюю тяжесть, взяли с собой только одну коробку, со снаряженной лентой. Эта коробка так и осталась в руке убитого первого номера. Сейчас весь мой боезапас состоял из одного звена пулеметной ленты, который я с недавних пор стал таскать, в снятом, с убитого стрелка, патронном подсумке. Это короткая ленточка была моим Н.З. на самый крайний случай. Сейчас ничего кроме этого у меня не было. (Пулемётная лента собиралась из звеньев. Каждое звено имело 25 ячеек для патронов. Теоретически  пулемётную ленту можно было сделать неограниченно длинной. Но длинная лента создавала множество неудобств, при стрельбе. Штатные патронные коробки, которые шли в комплекте с пулемётом были рассчитаны на ленту собранную из 10 звеньев, т.е. на 250 патронов. Такой, практически всегда, и была лента (ААС)).

«Из пулемёта по таким целям стреляют только дураки, это твоя цель»,- решительно возразил я. Но сержанту не хотелось самому маячить у окна, поэтому он думал по-другому.

 «Я тебе приказываю уничтожить наблюдателя», - его автомат нацелился мне в голову: «Что, сволочь фашистская, друзей жалко. Чистеньким к ним убежать хочешь?»

- Есть! Уничтожить наблюдателя. Товарищ сержант, помогите поднять пулемёт на подоконник. Мне самому после Вашей вчерашней политбеседы не управиться.

Главный медведь растерялся. Ему не возражали и, тем не менее, всё было не так, как хотел он.

- Ну его на х…  Пусть живёт.

Он опустил автомат. Я понимал, что играю с огнём, моя жизнь здесь абсолютно ничего не стоила но, только взяв быка за рога, в этой ситуации можно выжить.

- Как это пусть живёт? Он фашист! Или это там твой родственник? А ну к пулемёту. Иначе я обязан буду доложить командованию, что ты трус, и уклоняешься от боя.

Сержант совсем растерялся. У него было всего 3 варианта. 1)Подойти к окну и помочь поставить пулемёт на подоконник, оказавшись, таким образом, на несколько секунд на глазах у немцев.   2)Приобрести репутацию труса. 3)Пристрелить меня. Что он выберет? Не знаю, какое решение принял бы сержант, но тут в комнате появился ещё один медведь, тот, который опасался, что сержант убьет меня в одиночку, и ему не удастся поиздеваться надо мной. У сержанта появился четвёртый вариант, и он им немедленно воспользовался, приказав солдату помочь мне поднять пулемёт на подоконник.

 У меня была относительно пулемёта более выгодная позиция. Мне предстояло поднимать его, прикрывшись стеной. Лишь на пол секунды - секунду моя голова будет на виду у немцев. Медведю предстояло светиться 6-8 секунд. Успеют ли немцы избавить меня от одного из врагов. Я, конечно, понимал, что появление на окне «максима» привлечёт к нему огромное внимание. Чтобы расстрелять ленточное звено, мне надо 6 секунд, минимум 2-3 секунды уйдёт на прицеливание, итого надо около 10 секунд. Удастся ли прожить так долго? Снимать пулемёт с окна я не собирался. Если попытаться сделать это, значит почти наверняка погибнуть. С большой вероятностью я мог остаться без пулемёта, или получить пулю, но тут на карту, в противостоянии с медведями, были поставлены не только моя жизнь и честь. Если меня убьют, как предателя, это может отразиться и на моих родных. В этой ситуации и пулемёт, и немецкий наблюдатель, и даже моя жизнь были лишь мелкой разменной монетой. Я предпочитал погибнуть от немецкой пули как воин, а не быть убитым этими скотами, как перебежчик и предатель.

Солдат действовал глупо, мозгов у него явно было чуть больше, чем у курицы. Он напрямую подошел к окну, прислонил винтовку к подоконнику и нагнулся к пулемёту. Из-за своей бестолковости он был на глазах у немцев лишние 5-6 секунд. Ему следовало занять эту позицию, сначала подойдя к стене по ту сторону окна, а потом поднырнуть под подоконник. Или сразу встав не четвереньки, двинуться к пулемёту.

Изначально я планировал поднимать пулемёт как можно медленнее, чтобы дать немцам больше времени для «общения» с медведем. Однако медведь сам лишил себя резерва времени. Его должны были убить через 3-6 секунд. Если через 6, мы успеем установить пулемёт, если через 3, мы только успеем показать пулемёт немцам, потом он его уронит. Сержант не даст отойти от окна, и через пару минут в это окошко могут послать снаряд пушки прямой наводки, которые были тут вчера утром, когда я дрался ещё в соседнем цехе.

 Подъём пулемёта прошел быстро. Не смотря на боль, я торопился как мог, потому что время,  по моим расчётам, уже приговорив медведя, сейчас работало против меня. Установили пулемет и я, максимально прижимаясь к нему, стал наводить его на цель.

Время, отведенное медведю, кончилось, но видимо он родился в рубашке, потому что всё ещё был жив. Если бы у него были мозги, он сейчас мог бы быть уже за стеной, сделав всего 2 шага. Но как раз мозгов у него не было, и он изображал из себя неподвижную грудную мишень на стрельбище. В прицеле пулемёта я видел ствол винтовки, которая торчала из замеченной мной амбразуры. Она была направлена на нас. Надо было немедленно открывать огонь. Я не мог наверняка знать, на кого из нас двоих направлен ствол. Я был опаснее для немца, но медведь появился раньше и был более лёгкой целью. Я почему-то был уверен, что на мушке медведь. Вместо того, чтобы нажать гашетку я крикнул: «Пригнись!». Я знал, что он не успеет это сделать, и кричал не для него, а для своего самого опасного врага - сержанта. Если я выживу, противостояние останется, мне ещё придётся столкнуться с ним. Даже убедившись, что я не собираюсь к немцам, он будет изображать недоверие. Ему это выгодно. Он  будет вот так как сейчас, не выходя на линию огня, охранять «штатного» врага народа и предателя. При этом его шанс выжить возрастает, а мой снижается. Ещё хорошо, если меня убьют немцы. При сложившемся раскладе меня, на всякий случай, могут расстрелять и наши. Чего-чего, а бдительности и желания найти шпиона у нас в то время хватало. А со шпионами и их семьями разбирались быстро.  Чем меньше он будет меня опасаться, тем больше у меня шансов выжить. На стволе винтовки мелькнула искра. И я услышал возле себя одновременно несколько тихих чавкающих звуков и свист. Такой  издаёт пуля, вонзаясь в живую человеческую плоть. С одним медведем было покончено. Сразу несколько немецких стрелков продырявили его.

Я нажал на гашетку. Вражеская амбразура была очень мала, кроме того, она примерно на треть была перекрыта винтовочным стволом, и все же я бы не хотел оказаться на месте немца, стоящего возле неё. С такого расстояния я промахнуться не мог. Как только пулемёт замолчал, я, не обращая внимания на начавшего падать медведя, присел, одновременно правой рукой взяв его винтовку, прислонённую к подоконнику, и толчком отправил свое тело влево под прикрытие стены. Падения на бетонный пол,  обильно усыпанный битым кирпичом и камнем, и здоровому человеку не покажется мягким, а у меня всё тело представляло сплошной синяк. Но сейчас было не до боли, надо было быстрее уходить отсюда. Я поднялся на ноги и направился к двери, мимо сидящего на ящике сержанта. Я нисколько бы не возражал, если бы он остался в комнате. На ходу я говорил ему: «Ваше приказание выполнено…»- вторую половину доклада я сказать не успел. «Куда? На позицию, к окну!»- он вырос передо мной в дверном проёме.

Реакция и подвижность у него были просто поразительные. Я налетел на него как на каменную стену. Я попытался продавить его в соседнюю комнату, но это было то же самое, что пытаться сдвинуть дом. Тогда, не переставая давить на него, я закричал ему прямо в ухо: «Ты что, не понимаешь, идиот, что ты засветил немцам пулемёт. Сейчас в это окно влетит снаряд». Оказывается, и «дом» можно сдвинуть, если сказать волшебное слово, мы продвинулись вперёд метра на два.

-Ты откуда знаешь?

-Ты сколько дней здесь?

- Второй в пехоте, да еще два дня в разведке, четвёртый значит.

- А я тридцать четвёртый, оттуда и знаю.

В действительности я не знал, какой сегодня день, счёт им давно был потерян и назвал цифру просто по рифме. Главное, что во время этого разговора я незаметно для него взялся за кольцо гранаты, находящуюся в полуразорванном чехле у него на поясе. Сейчас он был у меня как собака на поводке. Его сила и ловкость - против лёгкого движения двумя пальцами. Это давало шанс на примирение. Несмотря на ненависть, которую я к нему испытывал, убивать своих не хотелось. Правда, он еще не заметил, что попал на привязь.

- Надоело видно под огнём, решил к немцам на спокойную житуху податься, гад. Но у меня не забалуешь. Иди, вытаскивай раненого.

-Твой друг, ты и вытаскивай, а я от него ничего кроме побоев не имел как…(и от тебя.) Последние слова я сказать не успел т.к. уже летел в только что покинутую комнату, направленный туда прямым ударом. На пальцах у меня осталось гранатное колечко, и в полёте я четко слышал хлопок детонатора. После «не мягкого приземления» я немедленно откатился в сторону, чтобы осколки через дверной проём не задели меня. Через секунду прогремел взрыв. Выждав ещё пару секунд на разлёт осколков, я подобрал оброненную винтовку и покинул опасную комнату.

Глянув на труп сержанта, я ещё раз удивился быстроте его реакции. Он имел всего 2 секунды. За это время он успел расстегнуть чехол, извлечь гранату, уронив или бросив её на пол, и почти успел добежать до третьей последней и самой маленькой комнатки, которая ещё недавно была туалетом, а сейчас использовалась как спальная комната, потому что имела каменные стены и не имела окон и, следовательно, была самой безопасной. До неё было метров 12 по прямой, но на этой прямой были ещё какие-то механизмы. Сержант не успел понять на войне, что, тот, кто бегает с пулями наперегонки, долго не живёт. Ему следовало либо бросить гранату мне вслед,  и сделать пару шагов в сторону от двери, либо, если он её выронил, самому заскочить вслед за мной и встать за стенку. Если бы он догадался сделать то или другое, я бы сейчас, наверняка, не рассказывал про это, а навсегда остался бы в Сталинграде, убитый гранатой или забитый этим медведем до смерти. Но Высшая Сила, да будет её воля, сохранила меня.

Позади как я и ожидал, прогремел  взрыв. Что будет дальше? Ограничатся немцы одним снарядом, или будут стрелять ещё? Если да, то в комнату заходить нельзя, там смерть. А если немецкие пехотинцы сейчас бегут от моего вчерашнего «дома» к сегодняшнему, то не выйти встречать гостей настолько невежливо, что они обязательно убьют за это. Надо им ещё на подходе объяснить, что жильё занято, и в смене хозяев не нуждается. Правда, я плохо представлял, как смогу это сделать в одиночку, да ещё и без «максима». Где третий медведь я не знал, скорее всего, он сейчас спал. Будить его я не собирался. Пусть спит. Мне хватит проблем с немцами, а если его поднять, ещё и за ним смотреть надо, чтобы в спину пулю не получить. Коротко говоря, проблем хватало: очередной, бесконечно длинный Сталинградский день только начинался.