Версия сайта для слабовидящих
09.04.2022 14:07

Невыполнимое задание

НЕВЫПОЛНИМОЕ  ЗАДАНИЕ.

Рассказывает Сергей Викторович Алексеев.

 

Немцы подбили наш танк на нейтральной полосе. Этот танк можно было восстановить и снова использовать в бою, но для этого его надо вытащить. В нашем батальоне был гусеничный трактор, и сделать это приказали нам. Приказ был абсолютно абсурдным. Какой-то умник из штаба приказывал это сделать немедленно, не дожидаясь ночи. Ехать на тракторе туда, где подбили танк – идиотизм. Но приказы не обсуждаются. Командир, в ведении которого был трактор, подошёл к одному из трактористов, и приказал ему выехать на тракторе к танку, зацепить его и вытащить. «Не поеду», - отказался тракторист.

- Это приказ.

- Не поеду.

- Это приказ. Не имеешь права отказываться.

- Пусть кто приказывает, тот и едет. Тебе надо, ты и едь.

Офицер достал пистолет и пристрелил солдата. Тут же повернулся к другому, с ещё дымящимся пистолетом, и сказал: «Поедешь ты».

- Товарищ лейтенант, разрешите письмо домой написать.

- Приказано срочно.

- Товарищ лейтенант, даже преступнику-смертнику одно желание перед смертью разрешается.

- Пиши. Даю десять минут.

За десять минут солдат не написал ни строчки. Когда кончалось время, он сказал лейтенанту: «Нельзя ли организовать огневое сопровождение? Договоритесь с пехотой, чтобы они открыли огонь по мне, и желательно побольше трассирующих. Пусть немец думает, что к ним едет перебежчик, тогда они по мне стрелять не будут. И пехоту предупредите, чтоб не попали». Лейтенант понял замысел солдата и тут же принялся обзванивать всех командиров на этом участке.

Тракторист, бледный как белая простыня, бросил докуренную до конца «козью ножку». Тихим, каким-то бесцветным голосом сказал: «Прощайте, если обидел кого, простите». Сел в трактор завел мотор и тронулся.

Все понимали, что видят его в последний раз. Ему не суждено вернуться. Тяжело вот так провожать человека на смерть. Причём смерть глупую и бессмысленную. Все были уверены, задание не будет выполнено, солдата убьют намного раньше, чем он доедет до подбитого танка. А каково было самому трактористу? Сапёры, как бы прощаясь с товарищем, подняли карабины стволами верх и открыли нечастую и беспорядочную стрельбу. Трактор доехал до выступа скалы, повернул и скрылся за ним.

 

(Продолжение, которое я сейчас буду писать - плод моей фантазии, но в реальной жизни произошло что-то очень близкое к этому(ААС)).

Обер–лейтенант Вернер Хольт командир *** роты,*** батальона, *** полка, *** горной дивизии, входящей в состав 49 горнострелкового корпуса «Эдельвейс», сидел в своём блиндаже. Перед ним лежала карта. Нет не та, на которую наносятся маршруты движения и на которой планируются тактические сражения. Это была совершенно бесполезная крупномасштабная карта Русской страны. Он смотрел на неё и размышлял. 

Он снял её со стены в школе, где пришлось остановиться на ночь ещё в самом начале этой бесконечной войны. Тогда он был ещё командиром взвода. Карта была большая и неудобная. Надписи на ней были на варварском русском языке, но зато, глядя на неё, он мог видеть наглядно всю великую битву, которую вела Германия против этого дикого народа. На эту карту был нанесён его личный боевой путь в этой стране. Он начинался от Румынской границы.

Румыния! Какие там горы! Красотища! Правда, любоваться этими красотами времени почти не было. Были бесконечные учебные выходы в горы. Бесконечная учёба. Она выматывала так, что было уже не до красот природы. А какой у него тогда был взвод! Молодцы один к одному. Любой мог без страховки одолеть отвесную скалу, а многие не пасовали и перед скалами с отрицательным углом. Да, это были настоящие горные стрелки.

 Как всё хорошо было вначале. Геббельс каждый день называл всё новые и новые города, которые немецкие войска освободили от большевиков. Корпус двигался во втором эшелоне. Навстречу шли длинные колоны русских пленных. Так прошли Молдавию.

Молдавия! Какой благодатный край! Сколько там прекрасного вина. Когда кончится эта проклятая война, все немцы будут пить лучшие вина Молдавии и Франции. Потом была Украина.

Украина! Как богата эта земля! Конечно, войска первого эшелона сняли сливки, но и на их  долю там было всего вдоволь. Да, замечательное было время – лето 1941года. Каждый день новые места. Только возле Одессы тогда задержались на несколько дней. Русские не хотели отдавать этот город. Передовые части ушли далеко вперёд, а русские, будто не зная этого, всё продолжали удерживать этот город. В те дни все в их батальоне думали, что брать Одессу придётся им. Но, простояв несколько дней, корпус двинулся дальше, предоставит взятие города пехотным частям, подошедшим с севера, из Польши.

 Их тогда берегли. В то время, глядя на эту карту, он в тайне от всех надеялся, что им не придётся воевать. Впереди были равнинные территории. Есть где разгуляться танкистам 4й танковой группы, которая шла впереди. До Кавказских гор было ещё далеко, и он надеялся, что людские резервы русских кончатся раньше, чем война дойдёт до туда. А может быть и вообще закончится.

 Вот он, роковой поворот в их судьбе. Стрелка боевого пути, которая до этого шла всё время на восток, резко изменила направление и устремилась на юго-запад. Даты, проставленные им на карте, напоминали, что произошло это в первые дни сентября 1941года. Корпус по приказу командования двигался назад. Вскоре всем стало ясно, что их ждёт Крым. Там тоже есть горы. Вот их и развернули для взятия этих гор.

 Однако всё сложилось не так, как  думалось. Сначала корпус провёл тяжёлый бой на Перекопском перешейке. Это был узкий проход между двумя морями, хорошо подготовленный русскими к обороне. Армейские части, действующие там, почти прорвали русскую полосу обороны, но сильно обескровили, и у них уже не было сил на последний бросок. Этот последний рывок и сделал их 49 горно-стрелковый корпус. Тогда корпус и понёс первые в этой войне потери.

Русские на этом перешейке были совсем не те, что шли в длинных колоннах пленных. Эти не хотели сдаваться в плен и дрались с отчаяньем обречённых. Сила была на стороне горного корпуса, и эти упрямцы были уничтожены. Их остатки стали отступать к Керчи. Корпус зашел в Крым и двинулся на Севастополь. Как медленно мы тогда наступали! Все были уверены, что русские приготовили ловушку.

Как только войска оторвутся от перешейка, русские найдут брешь между наступающими частями и, войдя в неё, отрежут все вошедшие в Крым войска от баз снабжения. Вот и наступали так, чтобы у русских не было не малейшего шанса, а надо было кинуть часть сил вперёд и раньше русских добраться до Севастополя. Но в то время думали    по-другому: 1вариант. Если у русских есть крупные силы на Севастопольском направлении, они ударят сами, с целью окружения вторгшихся в Крым германских войск. Атаковать их ограниченными силами опасно, лучше сохранить их для отражения удара. А потом, прижав к морю и уничтожив отступающие на Керчь русские войска, развернуть основные силы на Севастополь. Отсечь ударную группировку русских от Севастополя. Русские войска будут без снабжения, Севастополь без войск. 2 вариант. Если у русских нет войск в Севастополе, то их там и не будет. Ведь не идиоты же они, чтобы вести морем войска с Кавказа в  Севастополь, в окружение, где они сдадутся в плен при первом нашем нажиме. Что отступающие на Керчь русские повернут на Севастополь, никому и в голову не приходило. От Керчи до Кавказа только узенькая полоска воды. Отсюда русский флот мог вывести значительную часть разбитой армии. От Севастополя до Кавказа целое море. Кто бы мог подумать, что русские решат воевать через море.

Севастополь! Проклятый город! Туда пришли остатки тех, кого с таким трудом, вышибли с Перекопского перешейка. Русский флот привёз туда тех, кто не захотел сдаться в Одессе. С кораблей сошли бесстрашные до глупости дьяволы в чёрных бушлатах. Говорят, весь их флот укомплектован только большевиками-фанатиками. Вот с этими отборными русскими головорезами и пришлось сражаться их корпусу. И почему только командование не сменило их сразу.

Горы остались позади. Русские отдали их без боя. А бой за город должна вести обычная пехота. Но их не сменили, и они дрались за этот проклятый город. Вместе с ними, там дрались румыны. Мой бог! Разве это солдаты? Они совсем не желают драться. Трусы! Против армейских частей русских они еще немного сражались, а против морской пехоты русских были абсолютно бесполезны.

Морская пехота, чёрные бушлаты, чёрные дьяволы, чёрные самоубийцы, чёрная смерть. Страшные это были люди! Тот, кто слышал их леденящий душу крик: «Полундрааа!!!», должен был или немедленно бежать, спасая свою жизнь или уничтожить их всех, до последнего человека. У них совершенно отсутствовало чувство самосохранения. В атаку они шли в полный рост, не считаясь с потерями. Их можно было расстрелять всех, но и последний оставшийся в живых не ляжет, не пригнётся, не побежит назад, а будет упорно бежать вперёд и кричать свою полундру. А ещё эти дьяволы совсем не умели обороняться. Когда их атаковали, они вместо того чтобы бежать или отстреливаться из укрытия, подпускали атакующих на бросок гранаты и с криком: «Полундра», устремлялись вперёд, расчищая себе путь гранатами, от осколков которых многие из них сами и погибали.

Румыны не принимали бой с русскими самоубийцами. Стоило только десятку русских моряков кинуться  вперёд, и целые роты румынских трусов обращались в бегство. Их не могли остановить даже стоящие позади них заградительные отряды эсесовцев. Если эсесовцы пытались пулемётным огнём заставить их вернуться, они часто уничтожали эсесовцев, и бежали дальше, лишь бы не сталкиваться с «чёрной смертью».

 Устоять против русской морской пехоты мог только немец. Их рота однажды попала под удар чёрных бушлатов. После этого боя он принял роту, сменив погибшего обер-лейтенанта. Но каким страшным был тот бой. Они победили, уничтожив всех русских, но от их роты осталось только полтора десятка человек. Даже твёрдо зная, что станет после этого командиром батальона, он бы не пожелал ещё раз попасть под такой удар.

 Роту пополнили, доведя до полной штатной численности. Но что это было за пополнение? Разве могли эти вновь призванные мальчишки полноценно заменить тех, кого убили чёрные дьяволы. Все они прошли начальный курс пехотного бойца. А какая у них горная подготовка? По пол часа на учебной стенке у каждого. Многие из них и гор то никогда не видели. А оружие?

Зачем понадобилось изымать оружие погибших? Забрали дальнобойные винтовки, самое подходящее оружие для горного боя, а пополнение пришло с одними автоматами. Для гор это вообще не оружие. Это оружие городского боя. Правда, тогда мы радовались этому. Если бы до разгрома в роте было столько автоматов, то и разгрома бы не было. В решающий момент, в Севастополе мы были вооружены не тем оружием, и сейчас, придя в горы, всё повторяется вновь. В руках у нас снова не то оружие, которое нужно здесь.

В блиндаж зашёл фельдфебель Отто Квангель и доложил: «У русских в тылу что-то происходит. Там поднялась стрельба. Нашего оружия не слышно. Из чего стреляют не понятно. Звук отличается и от звука русской винтовки». Вернер поднялся, взял бинокль, и вместе с Квангелем вышел наружу. Стрельба доносилась издалека. Стреляли за горой. О том, что там происходит, можно было только гадать.

Вдруг из-за скалы, которой обрывалась гора, за которой русские открыли стрельбу,  появилась какая-то машина. Вернер поднёс к глазам бинокль и хорошо рассмотрел происходящее. Это был гусеничный трактор русских. Рядом с водителем болталась палка с привязанной к ней грязной тряпкой, которая когда-то была белой. За рычагами сидел перепуганный русский. Его лицо было белее портянки, привязанной к лопате. Почему именно портянки, Хольт бы не смог объяснить, но был уверен, что это именно так. Трактор на полной скорости поехал к разрыву между русскими окопами.

Тут был не занятый войсками стык между двумя ротами русских. Там было обширное минное поле русских. Когда придёт время, сапёры сделают проход в этом минном поле, мы пройдём по нему, и окружим этих русских прямо в их окопах. Пока же мины никто не снимал. Немецкие сапёры каждую ночь выходили на это поле и убеждались, что мины на месте. Значит, русские не собираются наступать здесь в ближайший день. Иногда они сталкивались с русскими сапёрами, которые, по-видимому, делали тоже самое. То, что трактор идёт на полной скорости, можно было догадаться по густому дыму, выбрасываемому выхлопной трубой. Но эта полная скорость была всего 6-7 км/час. На что рассчитывает этот русский? Из русских окопов по трактору ударила длинная пулемётная очередь. Трассирующие пули прошли чуть позади тракториста. Защёлкали русские винтовки. «Сейчас, этого дурака убьют, он даже не успеет подорваться на мине», - подумал Вернер.

Однако следовало помочь этому русскому. Если случится чудо, и он доберётся до немецких позиций живым, он наверняка расскажет много интересной информации. Обер-лейтенант отдал приказ своей роте: поддержать огнём русского перебежчика. Русские почти полностью перестали стрелять по трактору, обрушив всё силу своего огня на его роту. Но за него тут же заступились артиллеристы, открывшие огонь прямой наводкой по русским огневым точкам. Там где располагались пушки противотанковой батареи поддержавшей его, земля встала дыбом. Это ударили русские пушки. Чтобы заставить их замолчать, в глубине обороны загромыхали залпы дивизионной артиллерии. Через короткий промежуток времени над головой послышался своеобразный шелест. Это, обгоняя звук выстрела, шли к цели снаряды тяжёлых, дальнобойных пушек русских. Становились  «жарко».

На трактор уже никто не обращал внимания. Никто по нему не стрелял и он замысловатыми зигзагами катился по минному полю. «Этот русский знает здесь все мины!?» - подумал Вернер. За прикрытие столь ценного языка можно было рассчитывать на награду. Если он дойдёт, можно будет, не снимая минного поля, внезапно оказаться в тылу у русских.

Однако торчать здесь не стоило, это слишком опасно. Приказав фельдфебелю Квангелю перехватить и привести к нему русского перебежчика или доложить, если его уничтожат, обер-лейтенант Вернер Хольт направился в свой блиндаж. Прошло минут десять. Отто не появлялся. Артиллерийская дуэль не только не прекратилась, а напротив становилась всё более объёмной и грозной. Что там происходит? Где фельдфебель?

Подавляя в себе страх, он не был трусом, но и прекрасно понимал насколько это опасно, Вернер вышел из блиндажа. Первое что он увидел, было трупом Отто Квангеля. Видимо он был убит, когда шел к нему в блиндаж. Вернер осмотрелся, трактора нигде не было видно. И не только трактора, исчезла ещё и русская тридцатьчетверка, подбитая несколько часов назад, всего в 120 метрах отсюда. Ему ещё придётся оправдываться перед командованием за то, что позволил русским утащить повреждённый танк буквально из-под носа у себя.

 

На этом месте я кончаю сочинять и пишу то, что точно произошло в начале или середине октября 1942г.

 

Трактор скрылся из виду за выступом скалы. Почти сразу с той стороны послышался внушающий уважение голос «максима». Защёлкали винтовочные выстрелы. Успели ли предупредить каждого бойца, что стрелять надо мимо? Как поведут себя немцы?

А  вот и их «голоса» - торопливо, взахлёб заговорили 3, нет уже 4 немецких пулемёта. Им подпевает хор автоматов, невозможно определить на слух сколько, но точно не меньше трёх или четырёх десятков. Слышны хлопки их винтовок. Их звук чуть-чуть отличается от звука наших винтовок. В кого стреляют немцы? Прикрывают перебежчика, или уже убили несчастного тракториста. Огонь наших стрелков окреп, стал яростным, в «разговор» деловито вступили ещё 2 «максима». Громыхнули немецкие противотанковые пушки, которым почти сразу, ответила наша противотанковая оборона. А следом, чтобы мало не показалось, удалили пушки полкового и дивизионного подчинения. Немецкая артиллерия яростно огрызнулась на это. Вдали зарокотала наша тяжёлая артиллерия. Со своеобразным шелестом, который не с чем невозможно спутать, проходили над головами саперов тяжёлые снаряды, каждый из них весил чуть более 100 килограмм. Артиллерийская дуэль набирала обороты. Вот уже и с той стороны наших артиллеристов начинают «угощать такими же поросятами».

Говорить было трудно. Чтобы тебя услышали, надо было кричать. Да и не хотелось говорить. Сапёры сели кружком, кто по-турецки, кто просто на корточки. Молча курили одну самокрутку за другой и слушали «концерт». Рядом лежал убитый лейтенантом солдат. За горой, уже наверняка, убит другой. Сам лейтенант как маятник ходит туда - сюда. Наверно, у него тоже паршиво на душе.

Угробил 2 своих солдат ради выполнения невыполнимого приказа, отданного каким-то дураком. Прав ли он? По уставу да! А по совести? Простит ли ему это суровый СОЛДАТСКИЙ трибунал.

Во время боевых действий он есть всегда, везде, и во все времена. Без лишних разговоров, солдаты во время боя убивают трусов и командиров-дураков, которые не ценят их кровь. При этом никто, никогда, ничего не видит и не слышит. Всё списывается на врага. Глупый приказ отдан не им, но захотят ли солдаты принять это во внимание, ведь на курок пистолета нажал все-таки он. Может быть, вначале следовало ударить солдата.

 В уставе внутренней службы, вступившем в силу в 1939г, ведь ясно сказано: «Командир и воинский начальник любого звания и ранга обязан требовать от своих подчинённых безусловного выполнения всех своих приказов и распоряжений. Любое неподчинение должно рассматриваться судом трибунала. А в боевой обстановке отдавший приказ обязан добиться его выполнения не останавливаясь перед применением физической силы, угрозы применения и применения личного оружия».

В грохот артиллерийского концерта стал вплетаться ещё один звук. Звук натужно работающего тракторного двигателя. Солдаты молча поднялись и, боясь поверить своим ушам, смотрели на выступ скалы. Вот из-за неё появился трактор, и следом за нив на коротком тросу танк, зацепленный за зад. (В этом случае в жизни употребляется немного другое слово, начинающееся на букву Ж, но я постеснялся) Надрываясь от тяжести, трактор тащил танк со скоростью всего в 2-3 километра в час. Как он смог уцелеть по ту сторону скалы? Чудо!  Подъезжая к группе сапёров, тракторист вдруг запел. Несмотря на сильный грохот продолжающейся артиллерийской дуэли, солдаты услышали слова хорошо знакомой песни:

Броня крепка,

 и танки наши быстры.

И наши люди мужеством полны.

В бой идут советские танкисты,

Своей любимой родины сыны.

Как только солдат заглушил мотор, его подхватили и стали качать, выражая этим бурную радость, по поводу его счастливого возвращения. При этом солдаты не пели, этого было мало, а орали во всю глотку, как только могли, стараясь перекричать грохот снарядов рвущихся за горой, песню про крепкую броню. Настроение не испортил даже начавшийся миномётный обстрел. Немцы не видя цели, просто стреляли «наобум Лазаря», куда бог пошлёт. Мины рвались далеко и близко, вплетаясь в общий грохот, немцы мстили за «угнанный танк», а сапёры, разбежавшись по щелям (земляное укрытие от огня противника) всё пели и пели эту песню, как заведённые.

Тракторист за спасённый танк получил медаль «За боевые заслуги».  (Скромно. Это ещё мягко сказано. (ААС))  В батальоне за ним укрепилась кличка «Танкист».

 В разговорах между собой солдаты признали действия лейтенанта правильными. Значит, он имел право жить и командовать.