КАМЕНЬ.  ЛЁД.  ВЕТЕР.

Рассказывает Сергей Викторович Алексеев.

 

Ещё не остыл азарт боя, и сапёры расстреливали неподвижные тела немецких солдат внизу (среди них, наверняка, могли быть живые), как на нас надвинулось облако, или туча, или туман, я не знаю, как правильно. На этом проклятом перевале всегда дул холодный, пронизывающий ветер. Когда нас накрыла туча, к этому ветру добавился снег, который летел сверху, сбоку, снизу, непонятно откуда. Он забивался во все щели, в карманы, за воротник, за пазуху, в рукава шинели. Видимость была нулевая, глаза просто залепляло снегом. К счастью, продолжалось это недолго. Тучу пронесло, и снова остался только ветер.

 Когда мы только пришли на перевал, в нервном напряжении ожидания боя, а потом в самом бою, холод не ощущался. Сейчас, после боя все почувствовали мороз. Холод, ветер, а вокруг ничего, за чем можно было бы укрыться. Вокруг только камень, лёд, снег. Но как-то надо было обживаться на этом негостеприимном перевале. Мы стали складывать из камней и льда стенки, чтобы хоть немножко защитить себя от ветра.

При этом мы не забывали внимательно наблюдать за немцами. Мы имели возможность шевелиться, ходить, двигаться. Мы были наверху, и немец не мог нас видеть. Немцы этой возможности не имели, и вынуждены были лежать, засыпанные снегом. Те, кто пытался подняться, чтоб не замёрзнуть до смерти, сразу получали пулю. Им было ещё хуже, чем нам, но и нам было не сладко.

Стемнело, наступила ночь. Мы все ужасно замёрзли, а обогреться было негде. И неизвестно, сколько это ещё будет продолжаться. Мы сбивались в кучки, и жались друг к другу, пытаясь хоть как-то согреться. А впереди была ночь, и может быть не одна, надо было как-то отдыхать.

Комбат позвал всех офицеров на совещание. Там они решили, что всех находящихся на скале надо разбить на четыре смены. Одна смена дежурит, наблюдает за немцами. Одна смена отдыхает. И две смены обеспечивают отдых отдыхающим. Это выглядело так: одна из обеспечивающих смен ложилась один к одному на расстеленные плащ-палатки, на них ложилась отдыхающая смена, на отдыхающих сверху ложилась вторая, обеспечивающая отдых смена. Смена, которая обеспечивала охрану, накрывала всех плащ-палатками. В результате нижние лежали под грузом двух человек, и мёрзли от земли. Верхние щёлками зубами от холода, который доставал их сверху. Средние, вроде как, отдыхали. О тех, кто обеспечивали охрану, и говорить не приходится, они мёрзли со всех сторон. Но ничего лучшего мы придумать не могли. Мы не могли даже окопаться. Чтоб продолбить скалу, нужны ломы, а у нас ничего, кроме сапёрных лопаток, не было.

На второй день подошли наши хозяйственники. Они рассказали нам следующее: чтобы перевезти всё хозяйство батальона, им выделили ишаков. На них нагрузили всё, что имел батальон – взрывчатку, мины, продовольствие, запас боеприпасов, лыжи, и ещё чёрт знает что. Огромная процессия солдат и ишаков отправилась в горы вслед за батальоном. Еще задолго до того, как горы стали почти неприступными, ишаки, как по команде, остановились. Ни уговоры, ни пинки, ни даже покалывание штыками в задницу не могли заставить упрямых животных двигаться дальше.

Но солдат не ишак, он должен выполнять приказ, а приказ предписывал им выйти на перевал. Поэтому ишаков, и большую часть имущества пришлось бросить в горах. Взяли только самое ценное, столько, сколько смогли унести. Самым ценным хозяйственники посчитали боеприпасы. Боеприпасы, конечно, нам были нужны, накануне мы расстреляли почти весь боезапас. Но нам ещё хотелось и кушать. Но офицеры-хозяйственники об этом не подумали. Ещё не меньше мы бы обрадовались и лыжам – из них можно разжечь костёр. Но всё это было где-то далеко внизу.

Надо ещё сказать, что двигались по тропе хозяйственники значительно медленнее, и применяли какие-то страховки, поэтому их потери были на порядок меньше. А груза они принесли больше. Комбат сразу отослал хозяйственников вниз с приказом доставить палатки и продовольствие. В первую очередь продовольствие.

Немцы в этот день предприняли одну дурную атаку. Непонятно, на что они рассчитывали. Обстреляв перевал из миномётов, причём мин было брошено очень мало, человек тридцать пыталось атаковать перевал. Эта атака была отбита без труда. С нашей стороны было два – три человека ранено, и их отправили вместе с хозяйственниками вниз. Немцы же, участвовавшие в атаке, полегли почти все. В дальнейшем немцы атак не предпринимали. Вся их активность сводилась к нескольким пулемётным очередям в день издалека и из укрытия. Самый главный враг для нас стал холод и ветер.

На третий день снова пришли хозяйственники, но не все, а лишь малое их количество. Пронести громоздкие взводные палатки по почти непроходимой тропе было почти невозможно. И основная масса их занялась прорубкой дороги. Для этого использовалась взрывчатка, и неизвестно где добытое альпинистское снаряжение. Но в этот день мы были, по крайней мере, сыты.

На четвёртый день хозяйственники пришли снова почти в полном составе. Они принесли несколько взводных палаток и немного продуктов. Они пришли, а уйти уже не смогли. Немцы предприняли неожиданный шаг. Горные стрелки обошли перевал, и тропа оказалась под их огнём. Перерезать тропу они не могли, не было прохода, но простреливали значительный её участок. Пройти по ней днём было невозможно, а ночью слишком рискованно. Батальон полностью оказался отрезанным на перевале.

Ставить палатки комбат не решился. Возможно, он опасался вражеских самолётов, я не знаю. Эти палатки были использованы как подстилка для отдыхающих людей. Ими же и укрывались. Это было несколько теплее, чем первоначальный вариант, но всё равно холодно. Спали по-прежнему в три слоя. Всё продовольствие комбат забрал себе, и нам выдавал совсем малыми дозами. Есть хотелось ужасно. От холода, ветра и голода люди слабели на глазах. С каждым днём было всё труднее и труднее передвигать ноги. Мы все обморозились, и находились почти в полубессознательном состоянии. И только воля комбата заставляла нас выполнять свои обязанности.

На перевале мы провели в общей сложности две недели. За это время я съел свою зубную щётку (щётки в то время были из дерева), остатки зубного порошка и коробку (коробка из картона), съел  газету и табак, который не успел выкурить, наполовину сгрыз сапожную щётку. В последние дни, которые мы провели на перевале, немцы не подавали признаков жизни. Кругом была тишина, только свистел ветер. По-прежнему они были рядом, или ушли, мы не знаем. Провести разведку было некому, все ослабели.