СПАСЕНИЕ.

Рассказывает Сергей Викторович Алексеев

 

Так бы мы и погибли, замёрзли на этом перевале, но на наше счастье, на четырнадцатый, или пятнадцатый день пришли три разведчика от штаба корпуса. Выяснив обстановку, они почти бегом отправились вниз. И уже в этот же день на перевал поднялся грузинский ополченческий батальон.

Грузины принесли во фляжках куриный бульон. Ничего более существенного они нам не дали. Большинство сапёров уже не могло самостоятельно ходить. Грузины взвалили нас к себе на плечи, и как мешки, потащили вниз. Это был тяжёлый поход и для нас, и для них.

Большинство грузин было уже пожилого возраста, и им нелегко было нести такую ношу. Так как многие сапёры не могли двигаться сами, в особо трудных местах их протаскивали на верёвках, применяли разные хитроумные способы. Что особо хочется отметить, грузины, многие из которых выросли в горах, прошли по этой тропе без потерь.

Они доставили нас до ближайшего селения. Заводить нас в дома было нельзя – мы были поморожены, и если сразу попасть в тепло, это грозило необратимыми последствиями – ампутацией рук и ног. Поэтому нас перед тем, как завести в тепло, раздевали и растирали. В этом принимали участие не только наши спасители грузины, но и бойцы воинской части, расположенной в этом селении, а также жители селения, которые не были почему-то эвакуированы.

На наши просьбы дать что-нибудь поесть, все эти люди отвечали «Вам нельзя», и давали нам только пить вино, морс, куриный бульон. Где они только кур столько взяли? Когда мы все были отогреты, за нами пришло несколько автобусов. Мы набились туда, как сельди в бочку, и нас куда-то повезли. Измученные голодом, холодом и бессонницей люди спали прямо стоя в этих автобусах. Даже трудно было сказать, что это было – сон или полубессознательное состояние.

Нас привезли в дом отдыха на берегу Чёрного моря. Это здание не было рассчитано на такое количество людей, поэтому кровати достались только офицерам, а для нас тут же сколотили нары. А главное – здесь было тепло.

С утра следующего дня медицинская комиссия осмотрела нас, и вынесла свой приговор: поголовная дистрофия – батальон небоеспособен. В этот же день откуда-то появилось очень много молодых девчонок, все они были красавицы, как будто их специально отбирали по красоте. За каждой девушкой было закреплено по два бойца, за которыми она должна была ухаживать.

 Многие сапёры ослабели до того, что сейчас, когда спало нервное напряжение, они не только ходить, ложку удержать не могли. Девушки кормили их с ложечки, как малых детей всё тем же куриным бульоном. И только когда мы немножко окрепли, стали давать пищу поразнообразнее.

Восстановление батальона шло быстро. Двадцатилетние солдаты чувствовали себя неловко перед девчонками-красавицами, своими ровесницами за свою слабость, и как могли, бодрились. А девчонки, в свою очередь, возможно имея приказ свыше, вовсю строили глазки, и давали многообещающие намёки. Почему я думаю, что это было именно по приказу, потому что чем больше крепли сапёры, тем неприступнее становились девушки. Но всё-таки, молодость берёт своё, и какие-то романы начали завязываться. Но серьёзного развития из этих романов не получилось. Уже через две недели врачебная комиссия признала батальон годным для боевых действий. Батальон покинул дом отдыха, уходя на войну.

Прибыв в распоряжение своего родного 18-го корпуса, батальон подвергся реорганизации. Сначала зачитали длинный список солдат и ефрейторов, которым присвоено звание младших сержантов. Среди них был и ефрейтор Верич. Потом приказали всем сержантам, в том числе и новоиспечённым, выйти из строя и построиться отдельно. Потом последовала команда «На первый – второй рассчитайсь!». Мы с Веричем стояли рядом, он выкрикнул «Первый!», я «Второй!». Команда «Первым номерам вернуться в основной строй! Вторым номерам построиться в колонну по три!».

Больше с Веричем мне встречаться не довелось. Он остался в 51-ом отдельном сапёрном батальоне. А я оказался во вновь созданном 11-ом отдельном сапёрном батальоне. Точно также были разделены офицеры. Наш командир роты был единственным орденоносцем в батальоне. Он получил звание капитана, и был назначен командиром нового батальона.

51-ый отдельный батальон получил пополнение офицерами и рядовым составом, и пошёл воевать против немцев. Во главе него так и остался наш комбат – «Расстрелянный», «Аксакал».

Вновь сформированный 11-ый батальон также был дополнен офицерским составом, а рядовой состав полностью получил из только что призванных, и был отправлен на укрепление турецкой границы, где и находился до конца войны. В боевых действиях он больше не принимал участия.

С Веричем мы потом переписывались. Последнее письмо от него пришло предположительно из района Киева. Потом он замолчал, по-видимому, навсегда. Письма, отправленные к нему, вернулись с пометкой «Адресат выбыл».